Под сенью чайного листа [litres] - Лиза Си

Я просыпаюсь, чувствуя себя бесконечно одинокой. И боюсь снова лечь, потому что кошмар был удивительно реальным. Утром я не могу заставить себя пойти на поиски еды, но в полдень надеваю костюм для туристов – свадебную юбку и головной убор, которые когда-то так много для меня значили, – и выхожу на улицу. Пока мы с соседками позируем для фотографий и вытягиваем из иностранцев чаевые, я продолжаю размышлять о значении своего сна. Анализирую его со всех сторон. Пытаюсь представить, как А-ба, мои братья и невестки расшифровали бы послания. И, конечно же, мысленно обращаюсь к А-ма, лучшей толковательнице снов на горе Наньно. Я уверена: в каждом образе она, как и я, видела бы нарушение закона акха. Однако из всех видений в итоге важны только два. То, как кивали Дэцзя и Саньпа. Я сую стопку плетеных футляров для солнцезащитных очков под нос женщине с волосами цвета дикой горчицы со словами: «Хотите купить?» И тут мне становится ясен смысл сна.

Мой муж – героиновый наркоман. И это уже не исправить.

Дальше будет только хуже.

Мне удается продержаться до отъезда туристов, а затем я в оцепенении бреду домой, не попрощавшись с подругами. Может, мне следовало выплеснуть свои чувства: рвать на себе волосы, валяться на камнях или рыдать, обнимая ноги слона. Но я изменилась. Мне восемнадцать, но в душе я на несколько десятков лет старше.

Я вхожу в хижину, состоящую из одной комнаты. Саньпа вернулся, он растянулся на нашем спальном коврике, прикрыв глаза рукой.

– Жена, – говорит он, почувствовав мое присутствие.

– Муж, – отвечаю я, опускаясь на колени на край коврика.

Должно быть, в том, как я произношу это слово, что-то есть, потому что его рука падает на пол, и Саньпа смотрит мне в глаза. Он все еще способен проникнуть в мою душу. Секунда-другая, и он понимает, что я все знаю.

– Я думал, что, когда вернусь за тобой, все изменится. – Его дыхание все еще сладко пахнет. – Но ты обрекла нас на гибель, произведя на свет человеческий отброс. – Его оправдания – перепев знакомых мне обвинений. – А потом из-за тебя мы не смогли исправить ошибку и спасти дочь.

Я раскаиваюсь в содеянном, но больше никогда не позволю Саньпа вызывать у меня чувство вины.

– Это мои страдания. Я носила Янье. Я родила ее. Я, ее мать, сделала все возможное, чтобы спасти ее. Я нуждалась в тебе и до сих пор нуждаюсь.

В его глазах застыли слезы.

– Это все из-за тебя.

– Нет, не из-за меня ты стал тем, кто ты есть, – грустно возражаю я. – Ты всегда был таким. Слабаком. Ворующим лепешки.

Я могла бы выразиться куда жестче, но даже эти слова проникают в самое сердце Саньпа. Его глаза становятся ледяными, и он отползает в сторону.

Я ложусь рядом. Пропасть печали и сожаления растет между нами. Когда через несколько часов муж тихо ускользает в неизвестном направлении, я знаю, что делать.

Все еще одетая в свадебную юбку, я укладываю вещи в корзину. Мне нужно уйти из деревни до того, как она проснется, но я не тороплюсь и не боюсь. Я спокойно роюсь в корзине Саньпа в поисках спрятанных денег. Еды нет, но я смогу выжить в джунглях, пока у меня есть нож. Дальше я планы уже не строю. Я не могу вернуться домой. Вероятно, я закончу жизнь в хижине рядом с Дэцзя. Но даже это лучше, чем так. Лучше нынешней жизни.

Я не пытаюсь окинуть взглядом комнату, чтобы собрать воспоминания. Теперь мной руководит решимость. Я трижды отряхиваю юбку и произношу слова, которые инициируют развод и призывают мою душу сопровождать меня, не поддаваясь искушению отстать. «Я ухожу, ухожу, ухожу». Хорошо, что у меня нет детей, потому что по традиции мне полагалось оставить их Саньпа или отдать свекрам.

Я медленно иду по дорожке, прорезающей деревню, стараясь не разбудить собак. Но, миновав последний дом, галопом мчусь в густые джунгли. Хотя наркотики, придающие сил, употребляет мой муж, я чувствую, как и во мне что-то пульсирует. На вершине холма я останавливаюсь, приседаю, прислушиваюсь. Ничего. Я снова лечу вперед. Я достаточно хорошо изучила окрестности, благодаря долгим часам, проведенным в поисках пищи, и теперь знаю, в каком направлении бежать. Но это не значит, что я уверена в успехе. Саньпа может отыскать меня. Я, хотя и стараюсь двигаться осторожно, слишком тороплюсь, и ему при желании не составит труда выследить меня.

Спускающийся на гору туман – либо подарок, либо еще одна опасность. Он укрывает меня, но в то же время мешает ориентироваться. Духи подстерегают слабых, больных и испуганных, и я пытаюсь набраться мужества, напоминая себе, что я акха. Мы живем в джунглях, мы добываем еду и лекарства в лесу. Мы способны защититься от злых духов, диких животных и роковых случайностей. Но нужно соблюдать осторожность, а мой побег от мужа – опрометчивый поступок. А что, если он поймает меня? Он ведь догадывается, что я больше не стану с ним жить. У меня кровь стынет в жилах. Он вправе продать меня или убить. Такова традиция.

Юньнань лежит на севере. Я иду по горным тропам от рассвета до заката, наблюдая за тем, как солнце движется по небу: справа от меня по утрам, слева – после обеда. Я пью воду из ручьев и питаюсь растениями. Я обматываю плечи волшебной лозой, надеясь, что она защитит меня от злых духов и мужа. Я иду – а иногда и бегу, – пока не выбиваюсь из сил. Тогда я сворачиваю с тропы и нахожу место для отдыха. Я устаю, но почти не сплю. Если суслик не вырыл и не подготовил заранее путь к отступлению, ему будет трудно убежать при необходимости. Я могла бы защититься с помощью ритуалов и амулетов, если бы заранее продумала план побега. Теперь же мне страшно, а в джунглях это не самое приятное чувство. Я провожу ночные часы, прислушиваясь к каждому щелчку и скрипу, доносящемуся из теней.

На четвертый день я ощущаю присутствие Саньпа. Если бы он пел для меня, боюсь, я бы его услышала. Но тут что-то еще. Ветер меняется, и я чувствую запах дикой природы. Дух или сразу несколько? В ужасе я выбегаю на небольшую поляну с высокой травой и прижимаюсь к земле. Спрятаться. В безопасности. Но потом, будто испуганный кролик,